Сегодня и да будет всегда: День русского языка

Птичья трагедія.

(Изъ жизни пернатыхъ. Съ натуры).

Нѣсколько лѣтъ тому назадъ мнѣ случилось на охотѣ подстрѣлить аиста. Выстрѣлъ разбилъ ему крыло. Съ трудомъ удалось овладѣть раненой птицей, отчаянно защищавшейся а ногами в клювомъ. Служилъ я тогда въ конни-артиллерійской батареѣ; квартировавшей въ одномъ изъ маленькихъ городковъ царства Польскаго. Раненый аистъ попалъ на попеченіе солдатъ батареи. Его помѣстили въ загороженномъ мѣстѣ въ саду, гдѣ онъ могъ пользоваться полной свободой, ожидая своего выздоровленія. Птица сначала очень дичилась, никого къ себѣ не подпускала и пугливо начинала бѣгать при приближеніи къ ней людей. Но видя, что никто не дѣлаетъ ей вреда и что ее хорошо кормятъ, она стала менѣе дичиться и начала постепенно всё ближе и ближе подходить къ людямъ. Кормили его прямо на убой —у него никогда не было недостатка въ лягушкахъ и червяхъ. Цѣлыя экскурсіи на окрестныя болотца предпринимались для ловли лягушекъ, и каждый день преподносились онѣ аисту свѣжія, жирныя. Солдаты назвали его „Иванъ" и онъ быстро привыкъ къ кличкѣ, отзывался на нее.

Зарядъ дроби настолько сильно разбилъ крыло птицы, что, хотя оно и зажило, но способность летать аистъ утерялъ навсегда.

Наступила зима, и аиста помѣстили въ одно изъ свободныхъ закрытыхъ стойлъ въ конюшнѣ.

Здѣсь онъ спокойно жилъ и, сидя у себя, радостно привѣтствовалъ дружескимъ хлопаньемъ клюва всякаго входившаго къ нему.

Зима въ царствѣ Польскомъ вообще продолжается недолго, но въ тотъ годъ весна наступила особенно рано. "Иванъ" выселился опять въ садъ и важно здѣсь расхаживалъ. Начался прилетъ птицъ, показались ихъ первыя стаи, и спокойствію аиста насталъ конецъ. Однажды онъ увидалъ стаю летѣвшихъ въ вышинѣ его сородичей и пришелъ въ неописуемое волненіе: онъ бѣгалъ по саду, какъ сумасшедшій, подпрыгивалъ старался подняться на воздухъ, издавалъ, такіе крики, съ такими удивительными и жалобными переливами голоса, какихъ отъ него раньше и не слыхали. Вдругъ съ высоты, изъ подъ облаковъ, послышался отвѣтный кликъ. Бывшіе вблизи люди видѣли, какъ отъ стаи птицъ отдѣлилась одна и опустилась невдалекѣ на лугу.

На другой день утромъ мой денщикъ, подавая чай, улыбаясь, сообщилъ:

— А, такъ что, ваше выс-діе, у нашего Ивана теперь Марья есть!

— Какая Марья, у какого Ивана?

Оказалось, что въ саду теперь уже разгуливаетъ не одинъ аистъ, а двое. Вновь прилетѣвшій былъ поменьше ростомъ и не такъ ярко оперенъ. Это была самка.

Она осталась жить, но дичилась людей и при ихъ приближеніи поднималась и улетала. Старый аистъ всячески старался приманить ее къ людямъ. Наконецъ, усилія его увѣнчались успѣхомъ —самка стала менѣе дика, но всё же старалась держаться позади. Иванъ по обыкновенію бралъ кормъ изъ рукъ, но самъ не ѣлъ, а бросалъ его своей подругѣ. При этомъ онъ подходилъ къ ней, ласково что-то ворчалъ и до тѣхъ поръ не отходилъ, пока она не начинала ѣсть, тогда только и онъ приступалъ къ ѣдѣ.

Самка ежедневно улетала на нѣсколько времени, а супругъ—инвалидъ снисходительно относился къ этому стремленію своей подруги пользоваться свободой. Однако это снисхожденіе не было безгранично. Если она гуляла дольше, чѣмъ обыкновенно, то супругъ обнаруживалъ сильное волненіе. — Не обращая вниманія на жирныхъ лягушекъ которыхъ ему подкладывали, онъ носился съ тревожнымъ крикомъ по саду и не успока-
ивался до тѣхъ поръ, пока отдаленный крикъ не возвѣщалъ ему, что его загулявшаяся подруга возвращается. Тогда осанка супруга мгновенно измѣнялась —онъ начиналъ медленно ходить по саду, гордо поднявъ голову. При приближеніи виновной онъ отворачивался отъ нея, казнилъ её своимъ равнодушіемъ. Она же ходила за нимъ, печально опустивъ голову, точно вымаливая прощеніе. Такъ ходили онѣ довольно долго. Но, наконецъ, наступало примиреніе, которому обыкновенно предшествовала въ высшей степени любопытная пляска. Обѣ птицы подпрыгивали вверху сразу и, взмахивая крылья ми, держались нѣсколько времени на воздухѣ другъ противъ друга. Затѣмъ опускались на землю, дѣлали ешё два—три уморительныхъ прыжка и начинали бѣгать вокругъ сада одна другой навстрѣчу. Каждый разъ при встрѣчѣ онѣ присѣдали и низко кланялись. Бѣганье ихъ сопровождалось прыжками. Минутами птицы останавливались и оказывали одна другой галантное вниманіе —онѣ клювами срывали цвѣты и бросали ихъ другъ другу высокой дугой. Затѣмъ раскланивались и вновь пускались бѣжать. Такъ шло всё лѣто въ мирѣ и спокойствіи, до тѣхъ поръ, пока не наступили первые предвѣстники осени. Самка стала какая-то безпокойная. Ея другъ прекрасно понималъ, въ чемъ дѣло и волновался. Она все рѣже и рѣже отлучалась, оставаясь все дольше со своимъ сожителемъ. Этимъ она какъ бы хотѣла вознаградить его за то горе, которое собиралась причинить ему. Птицы съ волненіемъ и безпокойствомъ ходили по саду, уже устланному осыпающимися листьями или цѣлыми часами печально стояли рядомъ, поджавъ одну ногу. Показались первыя стаи улетающихъ на югъ аистовъ, и однажды самка, уступая неодолимому влеченію, издала рѣзкій крикъ, однимъ прыжкомъ поднялась ва воздухъ, высоко высоко взмыла и пропала изъ глазъ. Невозможно описать того отчаянія и горя, которыя овладѣли покинутымъ. Онъ вдругъ точно взбѣсился, бѣгалъ, бѣсновался, бросался и бился о загородку и неистово отбивался, когда его хотѣли взять.

На слѣдующее утро его нашли едва живого въ углу сада подъ кустомъ. У него была сломана нога, шея и грудь были сильно изранены. Особенно грудь. Пищи онъ брать не сталъ и черезъ два—три дня его не стало.

Прошла зима, и вновь пестрый коверъ весны покрылъ луга и поля.

Однажды утромъ въ саду появился аистъ. Эго была прошлогодняя самка. Долго бродила она по саду, долго издавала протяжные крики, призывая своего стараго друга.

Передъ закатомъ солнца она улетѣла, но на слѣдующій день съ зарей возвратилась опять. Печаленъ былъ видъ ея и грустью звучали призывные клики. Друга не было.

На третій день она опять навѣдалась и затѣмъ болѣе уже не возвращалась.

Такъ окончилась идиллія двухъ птичьихъ сердецъ.

А. С-кій.

"СИБИРСКИЕ ОТГОЛОСКИ"_Еженед. политическая, общественная и литературная газета_Томск, №73, 1910