В ответ на: Так что не надо сначала примитивизировать тезис и доводить его до абсурда, а затем "разоблачать" и кричать "какая глупость!" 
СОгласен погорячился, ивините за резкий тон:
Вот кстати одна из глупостей:
Вряд ли Сталин, как об этом не раз писали его ненавистники, верил Гитлеру и потому с трудом осознал, что война все-таки началась. Но то, что он до самого рокового дня 22 июня говорил о недопустимости поддаться на провокации германского командования и в первые дни фашистской агрессии испытывал какое-то недоумение – это факт. Однако причина такого поведения советского вождя, который был склонен скорее к подозрительности, нежели к доверчивости, была, как представляется, совсем иной. Видимо, до самого последнего часа у него оставалась какая-то надежда на то, что история пойдет по марксистско-ленинскому сценарию, к которому он сам, носивший в предвоенном СССР среди прочих титулов и титул «Сталин – это Ленин сегодня», приложил руку. Речь идет о поведении «мирового пролетариата» в случае нападения капиталистических держав на нашу страну, на республику рабочих и крестьян, как тогда часто говорили.
Историю эту надо начать с 1918 года, с разговора двух советских вождей в период переговоров о Брестском мире с Германией. Троцкий говорил, что немецкие солдаты, то есть пролетарии, одетые в военную форму, не послушают приказов своих офицеров и не пойдут воевать против Советской республики. Ленин, более осторожный, возразил, предположив, что немцы могут набрать специальные «полки из баварских кулаков», а те – послушаются приказа. Поразительно, что и Ленин и Троцкий перед этим по многу лет прожили в Германии, хорошо владели немецким языком, дотошно следили за политической жизнью этой страны. Выходит – ничегошеньки не понимали в ее реальной жизни…
После того, как германские пролетарии, одетые в солдатскую форму, послушные своим командирам, отвоевали с молодой Советской республикой, прошло два десятилетия, и в марте 1939 года собрался XVIII съезд правящей в СССР партии, которая тогда называлась ВКП (б). Никто, разумеется, не знал, что через два года начнется война, но о ее возможности говорили на съезде многие ораторы. Послушаем, как они рассуждали, как представляли себе будущую войну.
Мануильский, председатель исполкома Коминтерна, который, казалось бы, должен быть знатоком международного положения:
«Трудящиеся хотят единого фронта рабочего класса капиталистических стран с советским рабочим классом. Трудящиеся капиталистических стран хотят социализма. Не спасет себя издыхающий капиталистический мир контрреволюционной войной против СССР. Для фашистских правительств это будет война не только против СССР, но и война против собственных народов».
Маршал Ворошилов, нарком обороны:
«Наша армия всегда, в любой момент, готова ринуться в бой против всякого врага, который посмеет коснуться священной земли советского государства. Порукой тому, что враг будет накоротке смят и уничтожен, служит политическое и моральное единство нашей Красной Армии со всем советским народом».
Маршал Буденный:
«Современная война определяет уже заранее, кто может выиграть эту войну. Войну эту может выиграть то государство, которое имеет крепкий, незыблемый тыл. Такого государства за рубежами Советской страны мы не знаем».
Мехлис, начальник Главпура, то есть главный пропагандист Красной Армии:
«Не за горами, товарищи, то время, когда наша армия, интернациональная по господствующей в ней идеологии, в ответ на наглую вылазку врага поможет рабочим стран-агрессоров освободиться от ига фашизма, от ига капиталистического рабства и ликвидировать капиталистическое окружение».
Полковник Родимцев:
«В грядущих сражениях с врагами нашей родины Красная Армия будет смело и победно наступать согласно своему боевому уставу на территорию напавшего врага». (Родимцев войдет в мировую историю как герой Сталинградской битвы, которая, как мы знаем, происходила в глубине советской территории.)
И все ораторы ссылались на Сталина, цитировали его предсказание о том, что «война будет происходить не только на фронтах, но и в тылу противника», что «буржуазия может не сомневаться – многочисленные друзья рабочего класса СССР в Европе и Азии постараются ударить в тыл своим угнетателям, которые затеяли преступную войну против Отечества рабочего класса всех стран». Но вот что примечательно: это Сталин действительно говорил, но пятью годами ранее, в 1934-м, на предыдущем, XVII съезде партии. А сейчас, в марте 1939-го, вождь говорил гораздо более сдержанно или, что то же самое, менее оптимистично, чем его соратники и подпевалы. В своем пространном докладе он лишь один раз бегло заметил, что в своей внешней политике СССР опирается и на «моральную поддержку трудящихся всех стран, кровно заинтересованных в сохранении мира». Так это же совсем другое, чем сказанное на предыдущем съезде, это совершеннейшая подмена понятий! Теперешние слова вождя надо понимать так – рабочие Запада поддержат СССР не потому, что сами хотят социализма, не потому, что считают Советский Союз «Отечеством рабочего класса всех стран», а потому, что хотят мира. Похоже, за пять лет, прошедшие между партийными съездами, сам Сталин засомневался в том, что в случае войны у агрессоров в тылу начнутся восстания пролетариев.
Видимо, правы те историки, которые считают, что в те годы Сталина (и не только Сталина, конечно, но – всех думающих советских руководителей) раздирали противоречия между верностью марксистско-ленинской догме и реалиями жизни, эту догму ежечасно опровергавшими. Эти противоречия проявлялись в различных сферах жизни. С одной стороны – фундаментальная подготовка к войне, с другой стороны – деморализующая морально-политическая работа в армии. Ведь пропаганда основывалась на установках XVIII съезда, а что это были за установки, мы уже видели.
К этому надо добавить, что в те годы во всех библиотеках читателям рекомендовали «художественные произведения о будущей войне», в которых описывались пролетарские революции и восстания, острые конфликты внутри, допустим, экипажа самолета между фанатиком-нацистом и тремя антифашистами, со счастливым, разумеется, концом. Сразу после нападения Гитлера на СССР все эти книги были изъяты из библиотек и уничтожены.
А пример с романом о конфликте в самолете я выбрал не случайно. В один из первых дней войны в газетах появилось сообщение о том, что на нашу сторону перелетел вражеский самолет и четыре германских летчика заявили, что не хотят воевать против Советского Союза. Я хорошо помню, как по поводу этой заметки (был короткий текст и фото) разгорелась яростная дискуссия у нас дома. Мой дядька, молодой человек, только что получивший диплом инженера-нефтяника, радостно потрясая газетой, восклицал: «Это только начало! Завтра на нашу сторону будут перелетать эскадрильи, переходить полки и дивизии!» А мой дед, адвокат дореволюционной выучки, призывал не поддаваться коминтерновским иллюзиям. Он говорил, что такие случаи, конечно, будут, но как исключение. И еще он говорил (сам я этого не помню, но мне потом рассказывали об этом бабушка и мама), что теперь придется гимн менять, потому что «Интернационал» превратился в анекдот.
Дед умер в начале сорок второго в полуразрушенном немецкой бомбардировкой доме. Дядька добился отмены брони (его направляли налаживать добычу нефти в Поволжье), пошел на фронт и погиб. Коминтерн был распущен в 1943 году по настоянию американского президента Рузвельта, тогда же был принят новый гимн нашего государства. Я хорошо помню (мне было уже десять лет) горячие споры по поводу нового гимна, по поводу текста Михалкова и особенно музыки Александрова. У нас был знакомый, как бы я теперь сказал – ярый интернационалист; он ругал текст гимна за то, что в нем ничего не говорится о мировой революции и «всё сводится к нашей стране», а музыку – за то, что она не общеевропейская, как «Интернационал», а чисто русская, и за то, что «в ней даже слышатся церковные мотивы». Видимо, этот знакомый имел чуткое ухо: много лет спустя я прочитал, что композитор Александров сознательно ввел в музыкальную ткань гимна две темы, взятые из православной службы.
Вспоминаю эти события из моей личной жизни я потому, что подобные споры происходили, конечно, по всей стране, в разных слоях общества. Наверное, многие командиры Красной Армии, подобно моему покойному дядьке, восприняли перелет одиночного немецкого бомбардировщика на нашу сторону как начало развала нацистской военной машины. Но были и другие командиры – которые в июне 1941 года уже не питали никаких «коминтерновских иллюзий». Эти командиры не слушались перестраховщиков из главпура и других вышестоящих инстанций, отдавали разумные приказы, диктуемые обстановкой, в том числе приказы о бомбежке военных объектов в глубине германского тыла. Думаю, у многих, у очень многих наших сограждан происходила в те трагические дни начала Великой Отечественной войны подлинная ломка идей…
…В 1970-х годах вышел у меня интересный разговор с коллегой, немецким журналистом из ГДР. Он был моим ровесником, в сорок первом, как и мне, ему было восемь лет. Я спросил, помнит ли он 22 июня того года. «Мой отец был коммунистом, ответил немец, и я уже знал эту тайну. В тот день, в воскресенье, он позвал меня с братом на прогулку в парк, чтобы подальше от посторонних ушей просветить нас относительно ближайшего будущего. Отец говорил, что скоро сюда придет Красная Армия. Вам, дети, внушал отец, наци будут шептать, что это враги – русские. Не надо им верить. Это наши братья-рабочие. Они будут вынуждены прийти сюда, чтобы освободить нас от нацистов. Главное не в том, что красноармейцы – русские, главное в том, что они стоят с нами на одних классовых, а значит и политических позициях. Итак, дети, скоро мы будем приветствовать Красную Армию – нашу освободительницу».
После долгой паузы немец продолжил: «А вскоре мы увидели пленных красноармейцев – огромную колонну. Все они были страшные, рваные, грязные. Соседи смотрели, смеялись, говорили – ой как воняют эти русские свиньи! Потом пленных гнали еще и еще. Много раз. Это зрелище стало привычным и уже не привлекало любопытных. Позднее я узнал, что в те дни многие коммунисты выходили из КПГ, из подпольной партии, вы понимаете. Говорили товарищам: мы ошибались, фюрер оказался прав…»
Разумеется, я не мог сказать такого иностранцу, но подумал тогда, что марксистско-ленинская дурь кружила не только наши головы. А мой собеседник добавил, что отец его погиб на Восточном фронте, под Курском…
А в заключение – еще одно личное воспоминание. В 1960-х, во время обострения отношений с Китаем, во время силового столкновения на острове Даманский, в редакции газеты «Труд», где я тогда работал, побывал один офицер-дальневосточник. Он с горечью рассказывал о том, что установки главпура деморализуют бойцов, сбивают с толку командиров. Наследники Мехлиса вроде генерала Волкогонова (пройдет немного времени, и он станет ярым перестройщиком и «разоблачителем» Сталина) требовали так воспитывать советских воинов: китайские солдаты и офицеры – вам не враги, они ваши братья по классу, а враги ваши – это ревизионисты, окопавшиеся в ЦК китайской компартии. Поди после этого подними людей в атаку, говорил офицер, как можно воевать, любя врага своего?
Вот в Отечественную были пособия по воспитанию бойцов: одно стихотворение Константина Симонова «Если дорог тебе твой дом» чего стоит. Поэт писал о противнике прямо: «Сколько раз ты увидишь его, столько раз ты его и убей!». Мы рассказали молоденькому офицеру, что это стихотворение Симонов создал уже в войну, а готовились к ней на слюнявых, оторванных от жизни писаниях «пламенных интернационалистов». Да, хорошо хоть с Китаем до большой войны дело не дошло, сказал тогда наш дальневосточник, а то еще сколько было бы излишних жертв…
Обратили внимание где погиб отец-коммунист ГДРовца!!!
) т.к. рабочий класс Германии не станет воевать с Совестким рабочим классом т.к. полностью солидарен.... ВОТ БРЕД ТО!!
