1
Нелепый Аристарх стоял по ту сторону дороги и в крайнем возбуждении, приседая и размахивая руками вскрикивал: «Стой, Детка, стой на месте, дрянь такая!». На другой стороне дороги сухие осенние останки лебеды толчками подёргивались, словно камыш при нересте карася, там, в лебеде кипели нешуточные страсти, котлом для которых служил не карась, а маленькая чёрная дворняга. Она в экстазе тарабанила хвостом по мёртвой лебеде, чуя заветный мячик, который своим запахом, таким близким, заполонил всё её существо, вплоть до самых до мозгов.
Но бесцветные и мглистые осенние сумерки уже неотвратимо рассекал свет галогенных фар быстро и молча приближающегося автомобиля. Два летящих пятна тряслись в припадке ненависти к щербатой дороге и к пешеходам, уже сидевшим по домам. Автомобиль летел, словно болид, а дружественные собакам сумерки создали вокруг него плотный ком, но удержать его не смогли.
Слепящий свет выхватил из мрака безумно синий мячик, затем сверкнул фонариком деткин радостный глазище, затем сама она, блеснув лоснящейся чернотой почти перебежала на другую сторону дороги. И это «почти» долбануло её бампером подоспевшего серебристого автомобиля. Детка улетела во тьму и невидимо шлёпнулась прямо к ногам Аристарха. Сумерки проехали с автомобилем метров пятнадцать и вместе с ним остановились.
Всё ещё светлое небо помогло Аристарху разглядеть Детку, увидеть ставшие глупыми её глаза.
Всё, что секунду назад было весёлой собакой безжизненно перекатывалось под его костлявыми ладонями. Они стали мокрыми оттого, что Детка не успела как следует выгуляться.
«Что ж ты, Детка, натворила?»
Пока Аристарх стоял на коленях, осознавая собачью смерть, открылась дверь автомобиля. Сам он, светлый, стоял не в фокусе, и от него отделилось такое же светлое пятно, наклонилось, потрогало бампер мощною рукой, и стало неумолимо приближаться к скульптурной группе «Жертва ДТП», приближаться, постепенно обретая резкость и детали, которые Аристарху были в общем-то безразличны.
Светлый пиджачище на квадратной фигуре, светлые спокойные глаза, квадратное же лицо с широкими скулами, и редкие светлые волосы, торчащие вопреки причёске, словно перья на голове выкупавшейся канарейки.
Аристарх видя это коренастое привидение боковым зрением (он не мог отвести от собаки глаз) предостерегающе вытянул в ту сторону свою паганинистую кисть и взахлёб пробормотал: « Мы виноваты, простите нас, мы виноваты…Я виноват».
А в ответ ему взволнованно прозвучало : «Урод! Загубил собаку».
Всё это было странно. И слышать эти слова, исходящие от такой невозмутимой фигуры, и то, что в этой ситуации, другие люди могли запросто поменяться этими фразами. И то, что обладатель шикарного авто с треснувшим бампером повернулся, обходя лужи вернулся за руль и уехал.
Наконец-то мячик, измученный собачьими зубами блаженно отдыхал в сухой траве.

2.
В семье горевали странно. Первым делом наехали на разнесчастного Аристарха. Он всегда виноват, и в том, что Детка погибла, и в том, что она появилась у них.
А это было года за три до смерти.
Аристарх… Зачем он так представлялся всем собачникам? Никто не знал «как его звали в детстве». И все избегали обращаться к нему по имени. Просто пожимали его странно, нечеловечески выгибающуюся ступенькой ладонь, и продолжали говорить о всякой ерунде, напрягаясь, когда он вступал в общий разговор.
Сегодня он мог увлечённо и до оскомины подробно пересказывать прочитанный намедни глупейший детектив, а завтра с такой же страстью излагать «Пнина» Набокова. Анекдоты в его исполнении продирались сквозь его же трескучий и неукротимый смех, теряя юмор и внятность.
Всё же он был хороший человек, все это сразу понимали, и молча пить с ним пиво было хорошо.
Он работал в маленькой тихой проектной конторе, в которую за пятнадцать несоветских лет превратился гигантский, кишащий сотрудниками институт.
Однажды зимой, заходя после работы в заплёванный подъезд родной хрущобы, он споткнулся о мягкое и вибрирующее от страха существо. Глядя со своей высоты на тогда ещё безымянную Детку, он увидел, что кровь, текущая из раны на спине превратилась морозом в красную ледяную крупу, усыпавшую шерсть собаки на её боках. Детка нюхала тёплый воздух подъезда, идущий из щели и хотела хотя бы туда.
Вот эта почти оранжевая ледяная крупа навела его на мысль о том, что наверняка крови в этой собачонке не так уж много и та, что осталась внутри её может вскоре замёрзнуть, как и та, что оказалась снаружи.
И он её впустил.
Целый месяц, если не более она гадила в квартире, до обморока боясь выходить на улицу и фраза сына, навеки застывшего у компа « Я с ней гулять не намерен» потеряла на этот месяц всякий смысл.
Но всё-таки, постепенно, он увёл её из этой семьи. На улицу. На прогулку.

3.
Стаканчик с пивом на прогулке – единственное удовольствие, которого собачник лишён зимой. А в эту зиму Аристарх оказался лишён и собаки и прогулок, зато пиво можно было пить в любой забегаловке, ведь призрака Детки, везде мотающийся с ним не видел никто. Она незримо моталась у него под ногами, бегала по встречающимся на пути помойкам и пролетала в охотничьем азарте сквозь стайки не реагирующих на неё голубей.
Семья жила своей жизнью: сын сидел за компом, жена наторговавшись на рынке смотрела сериалы, а тёща, накормив семейство, рассказывала в пустоту дворовые новости и скандалы.
Аристарх понимал, что Детки нету, но как-то не до конца. Было жутко от выпавшего из жизни такого простого звука, как цоканье когтей по линолеуму. Отсутствие собачьей шерсти в борще, кровати, ванной если кого и радовало, то они молчали. А самым страшным оказалось заходить в квартиру, когда случалось, что там нет никого.
Все эти лежания на диване, когда пиво медленно растворялось в крови, вставание с кровати не в шесть часов, а за пол часа до электрички, да ещё прозрачная Детка, ждущая под столом окончания рабочего дня, всё это разболтало Аристарший организм до такой степени, что он стал пользоваться электронным тонометром, который сам же подарил тёще на день Валентина для хохмы, но с пользой для всей семьи.
В груди его время от времени стала появляться щекотная гусеница. Она разово разворачивалась возле сердца и в это время в мозгах происходило мгновенное микро-опьянение, так же мгновенно и проходящее.
Когда такое происходило во время замера давления, из ритмичного пиканья, обозначающего удары сердца, один «пик» пропадал.
Но зима не вечна, и наступила весна.
Когда подсохло вокруг, Аристарх неожиданно для себя вышел вечером на прогулку, поздоровался издалека с собачниками, сел на ограждение школьного газона и, потягивая из бутылочки пивко, стал смотреть весенний закат.
Время было ТО ЖЕ, но солнышко закатное горело, зеленела teen-трава и пацаны гоняли мячик.
Вдруг знакомая машина, вся такая переливающаяся на закате перламутром, прошуршала по щербатому асфальту липучей резиной и резво завернула за детский садик. Там, за ним, находилась автостоянка.
4.
Допив пиво, Аристарх ощутил себя в каком-то вакууме. Что-то исчезло. И только через несколько минут он понял что именно. Призрака Детки не было. Исчезла потребность постоянно смотреть на то место, где она могла бы находиться сейчас, если была бы живой, мысленно отзывать её от помоек, от опасных собак, от детишек, от машин, будь они прокляты.
Что же выходит? Ты же самая машина второй раз отобрала Детку у него? Проехала мимо, на этот раз увезя с собой даже призрак её?
Аристарх встал, привычно опустил пустою бутылку в трубу, на которой крепились секции ограждения, так делали все собачники, дабы их питомцы не порезались об осколки, разбиваемых детишками бутылок, опустил, и, охлопав своими дланями задницу штанов, медленно побрёл между домов наискосок к автостоянке.
Она была там, эта красивая машина и он легко запомнил и марку её и номер. Придя домой он не дождался сына и лёг спать, оставив ему на столе записочку с номером и маркой, присовокупив нижайшую просьбу пробить её по базе, наличием которой сынулька хвастался год назад.
Наутро на записке появилось ответное сообщение, что база и год назад была старовата, так что указанный номер в ней отсутствовал. Аристарх проснулся рано, как в старые, Деткины времена. Никто не ждал от него такой прыти, и тёща демонстративно затаилась в своей комнатушке. Проверив в карманах наличность, Аристарх на голодный желудок вышел из дома.
Он подозрительно торчал столбом между двумя киосками уже сорок минут, когда к выслеживаемой машине подошла смутно знакомая фигура. Снова в светлой куртке, с непокрытой редковолосой квадратной головой. Аристарх засёк время, дёрнулся, выскочил из своего укрытия, дабы увидеть за какой поворот уезжает машина, увидел, и почувствовал, как на штаны ему радостно прыгнула собака.
Это была Джина, коровьего окраса питбультерьерша, любимая подруга Детки. Подтягиваясь по длинному поводку словно альпинист, уже извиняясь, щебетала её хозяйка, просила прощения за грязные штаны, сетовала на то, что не ожидала, что между киосками кто-то может стоять. «А, кстати, что ты здесь делаешь?»
Аристарх потрепал скачущую блохой Джину, промычал, что опаздывает на работу и припустил в сторону вокзала.
Джина наконец-то включила память Аристарха и он начал Детку вспоминать, тем более, что призрак Детки исчез. И начал вспоминать именно с их бешеных игрищ. Джина не был бойцовым пит-булем, её никто не растравливал, и весь её бойцовый темперамент уходил на хорошее настроение и забавы. Её бойцовые природные навыки проявлялись в редчайших случаях, когда незнакомые суки проявляли к ней агрессию, тогда, если хозяйка не успевала среагировать, противник мгновенно оказывался кверху лапами, несмотря ни на какой рост и массу.
Детка тоже постоянно чувствовала валящие её с ног удары корпусом, но всё это происходило в игре. Джина частенько ради хохмы позволяла подруге оказаться сверху, но когда она делала бешеного стометрового кругаля, набирала разгон и мчалась к Детке на таран, никакие Деткины заячьи петли и прочие дворняжичьи хитрости не спасали её от вываливания в грязи\пыли\снегу по самые уши.
Когда Джину кто-либо из знакомых собачников поднимал, прижав к себе спиной, одной рукой обхватив грудь, а другой почесав пузо, и затем отпускал на землю, она, получив гигантский заряд восторга делала несколько бешеных кругов по школьному стадиону, пока этот заряд не израсходовался.
Весь вечер после работы Аристарх пил пиво у киоска, глядя на стоянку, словно на закат, а на следующее утро он, как штык стоял на повороте, за которым вчера скрылся автомобиль.
Не всегда ему удавалось присутствовать при вечернем явлении объекта, но каждый раз крепыш заходил в подъезд нового, красивого дома, к ограждённому двору которого и примыкала стоянка.
А продавец пива уже снисходительно-брезгливо приветствовал Аристарха, как больного. Он наверное удивлялся, как можно с омерзительным постоянством пить это пиво, даже если оно и неплохое.
Вспоминая Деткину подружку, Аристарх помнил, как и он в своих детских мечтах видел себя таким же сильным и благородным, как Джина. Она никогда не давала в обиду подругу, а он, вопреки своим детским мечтам вырос длинным, бестолковым, нелепым полуинтеллигентом и не смог уберечь единственное не свете существо, которому он сам был нужен. Но ничего нельзя изменить, ни прошлое, ни себя, остаётся только безвольно идти по той предназначенной тебе дороге.
По которой тебя влекут кровавые габаритные огни красивой серебристой машины.
5.
Скучное занятие бесплатной слежки нельзя сказать, что бы увлекло Аристарха, скорее загипнотизировало. Он ходил по часам на выслеженные перекрёстки поворота машины, ждал там до определённого момента и уходил либо тогда, когда время ожидания заканчивалось и он сам мог опоздать на работу, либо когда объект всё-таки появлялся и указывал следующее место своего исчезновения из поля зрения.
Долговязый Дон Кихот не знал, что будет делать, когда выследит место парковки автомобиля. Выслеживать остальные его маршруты? И так провести остаток жизни? Проколоть ему колёса? Разбить оптику, стёкла? Или задушить владельца? Вряд ли это получится уже только потому, что на такой мощной шее даже длинные пальцы Аристарха не достигнут полного охвата, не говоря о том, сможет ли он к этой шее подобраться. Оставалось только поговорить. О чём? Рассказать ему о своей жизни и о Детке, что бы тот, проникнувшись и прослезившись сам удавился на ремне безопасности? Такими нейро–лингвистическими навыками не обладал Аристарх, а способностью удавиться не обладали владельцы дорогих иномарок.
Тем не менее контакт, каким бы он ни оказался, вполне мог произойти, а единственным единоборством, которым обладал Аристарх было выращивание картофеля, посадка, прополка, окучивание и сбор урожая.
Поэтому, что бы придать себе уверенности, Аристарх раскошелился на электрошокер. «Кобру» ему продал сослуживец, которому Аристарх пожаловался на якобы распоясавшуюся на квартале молодёжь. Коллега был счастлив избавиться от ненужного ему электрического обрубка, который исправно угрожающе трещал молнией и распространял вокруг себя приятный запах грозы. Аристарх, когда никто его не видел, тренировался быстро вынимать её из кармана. Шипы, самую малость оплавленные разрядом, и ограничительное колечко норовили запутаться в подкладке. В этих тренировках, игре в сыщика, Аристарх совсем забыл о причинах всей этой суеты.
Детка исчезла и подзабылась.
Несмотря на то, что лето уже перевалило за середину, в тот день, когда Аристарх наконец обнаружил дневное логово своего белёсого демона, с утра стояла страшная жара. Аристарх стоял за поворотом, гыгыкал своим неукротимым смехом и старался, что бы утренние прохожие поменьше обращали внимание на него, отчаявшегося унять свои идиотский смех. Оказалось, что этот квадратный парниша работал в двух кварталах от места работы самого Аристарха. Аристарх смеялся оттого, что зрительно представил себе всю аэрофотосъемку их перемещений в течении более чем двух месяцев. Он вспотел от смеха, жары, и продолжая изредка гыкать, сел на лавочку.
Первый раз за всё время он хоть и сверху, посмотрел на себя со стороны. Какой дурак! Он хотел выбросить в урну залапанный обрубок с шипами, но вспомнил, что тот стоит денег и зажмотился. Финансовое состояние и любовь к пиву не позволили ему сделать широкий жест.
Ради прикола он всё-таки решил заглянуть в эти двери, над которыми надменно мертвел барельеф «Городской бизнес-центр». Просторный холл заканчивался банальной совдеповской вертушкой и «аквариумом», из которого на него внимательно смотрели такие несоветские рыбки охраны, что Аристарх, первый раз в жизни засмущавшись своих поношенных сандалий, вышел вон.
6.
Лето закончилось, шли дожди. И между прочим приближалась годовщина Деткиной смерти. Совсем была другая осень и другие настроения. Аристарху казалось, что он отболел. Год назад он не мог рассказывать знакомым о своей трагедии, не хватало воздуха, полгода назад мог, но это уже не было актуально, а сейчас не хотел.
Неужели его горе было сродни одинокой трапезе на старенькой даче, которую он посещал только когда там не было никого. Может быть Он его выслушает?
В годовщину он решил помириться с ним, сказать, что он на него не сердится. Рассказать о своём шизе с дубинкой, он даже зарядил её и взял с собой, что бы вместе повеселиться над собой.
Аристарх стоял под навесом аптеки для ветеранов, что находилась напротив Центра, укрываясь от моросящей осени. Серебристая машина стояла на месте. Улочки в центре города были узкими и ему были отлично видны и холл и хорошо освещённая входная дверь. Аптека для ветеранов не нуждалась в освещении и сам он постепенно растворялся в наползающих сумерках. Редкая машина, серебря лужи на асфальте, проезжала по этой боковой улочке, сплошь уставленной запаркованными автомобилями.
Наконец светлый квадрат появился в холе. Аристарх вышел из-под навеса и двинулся ему навстречу. Тот быстро приближался к двери и за ним едва поспевал некто понурый, таща на поводке упирающуюся (Аристарх похолодел) чёрную дворняжку. Стоя у багажника машины, Аристарх услышал жёсткий голос блондина, который выговаривал вышедшему вместе с ним человеку с собакой:
-Я тебе неделю давал, что б ты от этой шавки избавился? Я тебя вчера предупреждал что будет, если я ещё раз её увижу в караульном помещении? Всё, ты уволен, завтра оформляйся. А если она и без тебя там появится, я ей лично башку оторву.
В это время по улице пробиралась машина, свет её галогенных фар скакал по лужам, насквозь пробивал усыпанные каплями дождя салоны запаркованных машин, один луч упал на шеврон понуро стоящего охранника и тот блеснул нестерпимо синим цветом, затем блеснул фонариком глаз черной дворняжки, поджавшей хвост, открывая двери автомобиля пикнула сигнализация и на Аристарха стала надвигаться светлое квадратное пятно. Торчащие пёрышки редких волос на голове блондина просвечивали на свету, идущем от двери.
-Ты… Ах ты…
Аристарх словно мушкетёр выставил свою длинную руку с искрящейся на окончании дугой, и подобно необученному новобранцу, с искажённым злобой лицом попёр на врага.
А приближающийся враг решал сложный этюд, как завалить нападавшего, что бы ни электрошокер, ни он сам падая не повредили своими твёрдыми частями полировку его машины.
Отклонившись вправо, блондин ударом голени подсёк худую левую ляжку Аристарха и пока тот заваливался в сторону от машины, кроссом слева через правую руку Аристарха, выпустившую дубинку, сверху въехал ему куда-то в ухо.
Мокрый асфальт поднялся, ударил Аристарха в левый локоть, потом в спину и, наконец в затылок. Потерявшийся мозжечок показывал организму низ в разных местах. Аристарх чувствовал себя мухой на потолке и всё никак не мог подняться.
А в это время светлые глаза изучали электрошокер. Несмотря на сумерки блондин узнал Аристарха, навис над ним, копошащимся на асфальте, заслонил своими широкими скулами и квадратными плечами светящиеся окна Бизнес центра и остался с ним один на один.
-Запомни, Бартоломео Де Лас Касас, защитник дворняжек, жизнь собаки и человека имеют разную цену. (Аристарх уже почти восстановил ориентацию в пространстве и тянулся, гримасничая, левой рукой к лицу противника).
-Забирай своё дерьмо и уматывай.
С этими словами блондин шипами вперёд вложил «Кобру» в раскрытую ладонь Аристарха, не преминув нажать на кнопочку.
Вместо гарантированного производителями приборчика паралича и боли в мышцах Аристарх почувствовал, как в его груди развернулась большая лохматая гусеница, и тут же небо встало на место, возник зубчатый горизонт из панельных многоэтажек, перед ним оказалась шербатая дорога, за ней подрагивали сухие стебли лебеды, в которой дорогая Детка искала свой синий мячик.